Мода на дачную жизнь зародилась в Петербурге
В середине XIX века жители Первопрестольной еще только осваивались на природе, выбираясь туда по выходным и устраивая шалаши для ночлега. А под Питером, благодаря строительству Царскосельской железной дороги (1838), затем Николаевской, Петербургско-Варшавской (1851) и Балтийской (1857), происходили бурные события: вдоль магистралей коренным образом менялось развитие прежних деревень, строились новые — дачные — поселки с комфортабельным жильем и полной, как бы сейчас сказали, инфраструктурой.
В 1863 году в заметках к первому изданию «Толкового словаря» Владимир Даль отмечает: «Летом Питер пустеет на две трети, жизнь в деревне вошла в привычку».
Во второй половине XIX века снять дачку на лето в Питере было проще простого: объявлениями были заполнены все газеты. Хозяева расхваливали предлагаемое жилье, среди вранья попадались и действительно заманчивые предложения. Вот как рекламировал себя хутор «Тигода»: «В двух верстах от станции по шоссе, в красивой сосновой роще, на берегу реки Тигоды зимний каменный дом. Сдаются круглый год хорошо обставленные комнаты. Ванна-водопровод, здоровый питательный стол, молоко, продукты местные. Ежедневно утром почта. Дом вдали от проезжей дороги, полная тишина и покой».
Наем дач приурочивали к Масленице. На станциях потенциальных арендаторов поджидали извозчики. Их задача была — уболтать приезжего и отвезти не туда, куда он хочет, а к хозяину, который обещал магарыч, если удастся впарить его домик. Были скандалы, но в итоге всё заканчивалось наилучшим образом: сделку обильно обмывали, а в мае со всем скарбом перемещались из городской квартиры в курятник на природе. Переезжать сюда на пять месяцев было дешевле, чем весь год платить за городское жилье. Кроме того, в деревне были хорошие свежие продукты по ценам ниже городских: бутылка молока стоила 5-6 копеек, фунт лесной земляники — столько же, здоровенный калач на всю семью — 15 копеек. Продукты можно было брать в кредит. Правда, осенью при расчете часто получалось, что даже грудной ребенок съел за сезон два пуда мяса, шесть — картошки и все это запил десятью литрами браги. Споры решались полюбовно — хозяин выставлял арендатору бутылочку, и они прощались до следующего лета.
Интересно, что в местах наибольшего скопления дачников почти сразу стали возникать общественные организации по благоустройству дачных местностей. Активисты зорко следили за содержанием дорог в чистоте, ограничивали вырубку деревьев и запрещали устанавливать глухие заборы, «нарушающие общественные связи». Они также организовывали людей на осушение сырых мест, на устройство купален на водоемах и скамеек в парках.
Не в упрек нынешним дачникам, но сейчас в загородных поселках никому и в голову не придет на общественных началах следить за порядком. Скорее наймут ЧОП для охраны и гастарбайтеров на уборку. А тогда жили открыто, коллективно, самоуправляемо — в самом широком смысле этого слова. Именно поэтому жизнь в окрестностях Питера бурлила и развивалась, за считанные годы превратив не тронутую цивилизацией местность в цветущий оазис. Сейчас это принято называть «экономическим чудом».
Станция Поповка (расположена в нынешнем Тосненском районе) может служить образцом дачного движения. К началу строительства Николаевской железной дороги это был всего лишь зачуханный полустанок. Единственная прелесть — живописные окрестности. Питерский инженер Михаил Подобедов, работавший «на железке», так прикипел к здешней природе, что купил себе в Поповке имение, а потом поделил его на участки в 400-450 саженей (по нынешнему — 8-9 соток) для строительства частных дач. Идея была своевременной: любителям загородного отдыха надоело снимать углы в крестьянских избах.
Глядя на удачный бизнес инженера, по тому же пути пошла и владелица соседнего имения г-жа Маркова. Так возникли два первых в Питере дачных поселка — Подобедовка и Марково. А дальше они стали плодиться чуть ли не с космической скоростью.
Когда количество домов в дачных поселках приблизилось к тысяче, а треть из 15000 их обитателей стали «зимогорами», то есть проживающими на дачах круглый год, общественные земли стали активно обустраиваться. В первую очередь понадобилась школа. Группа дачной общественности создала специальный «Комитет для доставления средств среднему учебному заведению». Пустили шапку по кругу и за полгода накопили достаточную сумму. Один из школьных залов использовался для проведения вечеров и спектаклей. Артисты из Питера приезжали чуть ли не ежедневно. «Такому начинанию вполне сочувствуют все «зимогоры» ближайших поселков, отдаленные от городской жизни и не имеющие никаких развлечений», — отмечала газета «Поселковый голос». Вскоре в Подобедовке было принято решение о строительстве круглогодичного сада-театра. Локомотивом идеи стали владельцы крупного имения супруги де Бур и уже упоминавшийся инженер Подобедов. Не прошло и года, театр чудной архитектуры, построенный, как бы сейчас сказали, хозспособом и в свободное от работы время, появился. И все это без копейки государственных средств. Точно так же строили церкви.
Загородные преобразования магнитом притягивали творческую интеллигенцию. На дачах от Поповки до Любани часто бывали писатель Николай Чернышевский, художник Андрей Рябушкин, видный экономист Василий Берви-Флерковский. Приезд «звезды» сам по себе становился событием, заряжал публику энергией на несколько месяцев вперед. Но и «звезды» тогда были особые. Многие приезжали не просто расслабиться в глубинке, а вносили неоценимый вклад в благоустройство здешних мест. В Ушаках маститый петербургский архитектор Шретер «за просто так» спроектировал церковь Святителя Николая Чудотворца и святой мученицы царицы Александры, которая сохранилась и по сей день. Изобретатель белого пороха Борис Виннер, будучи никольским дачником, здесь же, в Никольском, построил собственный пороховой завод. В начале ХХ века «на порохе» работало уже около 500 человек. Купец Макс Франк вблизи дачных поселков поставил стекольный завод, где работали полторы тысячи человек, треть из них были «зимогорами», остальные приезжали на работу из Питера. Чтобы люди не мотались туда- сюда, Франк построил для них бараки, пекарню, лавку, аптеку с приемным покоем.
Особенно повезло Любани — там обосновалось целое созвездие выдающихся людей России, и практически каждый внес в развитие городка свой вклад. Душой Любани был первый министр путей сообщения России Павел Мельников, который лично руководил обустройством железной дороги в городе, а, выйдя на пенсию, перебрался сюда на постоянное место жительства. Мельников не только выступил инициатором строительства церкви в память о трудовом подвиге первых железнодорожников, но и организовал сбор средств. Проектировали храм Петра и Павла известные архитекторы Соболевский и Тон — создатель Большого Кремлевского дворца в Москве и Московского вокзала в Петербурге. До самой смерти в 1880 году Мельников оставался покровителем Любани. Он успел построить здесь первое в России железнодорожное училище, школу, интернат для сирот, дом для престарелых женщин. Впоследствии благотворительное дело в Любани продолжил известный ученый Болотов. Вместе с друзьями он организовал Общество попечения о бедных, которое содержало летние ясли для детей крестьян, занятых на полевых работах, проводило всевозможные распродажи, средства от которых направлялись на борьбу с туберкулезом.
Активно жертвовали Обществу Болотова наезжавшие в Пустыньку, в имение матери Алексея Константиновича Толстого, писатели Гончаров, Тургенев, Фет, а также члены императорской фамилии, дружившие с известными литераторами.
К слову, приезд цесаревичей на дачу вовсе не сопровождался перекрытием дорог и другими неудобствами для отдыхающих. Охрана вела себя скромно. Судя по газетам того времени, даже в Петергофе — царской загородной резиденции, нашпигованной агентами тайной полиции и личным конвоем государя из кубанских и терских казаков, — была демократическая обстановка. Сюда на концерты императорского оркестра не просто пускали — приглашали дачников из соседних поселков. А уж гулять по парку, любоваться красотами царской резиденции можно было свободно.
Питерские дачники едва ли не с первых дней озаботились собственными средствами массовой информации. В каждом поселке имелась своя газета с незатейливым названием типа «Поселковый голос», выходившая на добровольные пожертвования жителей. Бешеной популярностью пользовались публикуемые в изданиях очерки нравов «Дачные барышни и дамы», «Дачные донжуаны»...
Помимо газет, уже одним фактом своего существования подтверждающих исключительность дачной жизни, специфичность дачных забот и развлечений, выходило много справочной литературы с картами и планами окрестностей Санкт-Петербурга, а также полезных советов. Таких, например, как «Руководство для едущих на дачу» или «Устройство и содержание дачи для малолетних и переутомившихся взрослых тружеников сенатской типографии».
В путеводителях порой, как бы ненароком, рассказывалось о владельцах имений, которые практически бескорыстно брали на себя заботы по устройству отдыха горожан. Например, дачный поселок в пяти верстах от Подобедовки поднялся на руинах старинного имения Александровка, принадлежавшего графу Альфреду Кейзерлингу. Заняв большие суммы под залог земли, этот деятельный человек облагородил парк, соорудил в нем фонтаны-шутихи, построил площадку для оркестра, гостиницу-пансион и сделал еще очень многое для привлечения гостей в Саблино. Вот как сам граф описывал дачный эпизод своей жизни в книге «Воспоминания о русской службе»: «Не только в самой Александровке, но и во всех ее окрестностях мною созданы долговечные культурные ценности... Поселок расцвел, я же расстался со своим владением».
Увы, не стали долговечными созданные Кейзерлингом культурные ценности, их смела революция. Уничтожена располагавшаяся неподалеку от вокзала церковь, ничто не напоминает о том, что всего сто лет назад в Саблино было пять театров, две линии конно-железной дороги, активно работали пожарное, образовательное, спортивное и другие общества, гимназия. И населения сейчас в Саблино в пять раз меньше, чем было век назад. Та же участь постигла Подобедовку и Марково. Благоустроенный поселок Самопомощь в справочнике Ленинградской области числится «нежилой местностью между Московским шоссе и поселком Красный Бор», Поповка — центр дачной цивилизации — превратилась в заурядный поселок, мимо которого пролетают, не останавливаясь, московские «сапсаны». Здесь нет жизни. Не только дачной — вообще никакой.
По странным, необъяснимым причинам в перестройку, когда закончились гонения на частную собственность и людям вновь стали давать землю под огороды, никто не пожелал селиться в стародачных местах и уж тем более возрождать их. Хотя садовые товарищества в Тосненском районе есть, аж 176 штук. Все — на неудобьях, в болотистых местах, без дорог, а порой и без света. Люди копаются, выращивают картошку-морковку и понятия не имеют, какая жизнь была здесь прежде и какие знаменитости отдыхали в этих местах.
Да, собственно, и узнать об этом практически негде. О прошлой жизни Тосненского района крошечным тиражом вышла всего одна книжка, составленная из старинных фотографий и открыток с видами дачных мест. Ее подготовил доктор экономических наук, экс-вице-губернатор Ленинградской области Григорий Двас, в свободное от экономики время увлекающийся филокартией. По словам Дваса, «дачных архивов» — писем, справок, отчетов — практически не сохранилось. Они были сознательно уничтожены после революции 1917 года. Причем не только советской идеологической машиной, пытавшей скрыть правду об уровне развития экономики и культуры дореволюционной России, но и самими владельцами, поскольку «связи с буржуазным образом жизни» могли обернуться для них самыми трагическими последствиями. Открытки уцелели потому, что в большинстве своем были «нейтральными» — дом, сад, уголок природы, группа отдыхающих. Надо было очень внимательно вглядываться, чтобы, допустим, среди по-летнему одетых женщин поселка Сиверский разглядеть Анну Ахматову, а в группе мужчин — Александра Блока, Максима Горького и Андрея Белого, которые тоже частенько бывали на дачах в Сиверском и называли его «Крымом для бедных». Денег на дорогие курорты у них не было, приходилось довольствоваться комнатой в простой крестьянской избе. Иногда «на халяву» гостили у тетушки Владимира Маяковского, на веранде у родственников поэта Майкова или в гостеприимной усадьбе Алексея Толстого. На даче немецкого художника Ивана Гольмдорфа жил Шаляпин, здесь Корней Чуковский написал «Муху-Цокотуху», а Кузьму Петрова-Водкина красные берега реки Оредеж вдохновили на создание картины «Купание красного коня».
Усадьба Алексея Толстого несколько лет назад сгорела. Домик тетушки Маяковского почил в бозе намного раньше — как только Сиверский стал застраиваться монументальными дворцами новых дачников. Дача Гольмдорфа на удивление уцелела (сохранился даже орган «Соловей» — любимая игрушка Шаляпина), находится на балансе сиверской школы-интерната. Директор интерната по доброте душевной отдала ее под музей «Дачная столица», общественным директором стал житель Сиверского Андрей Бурлаков, а экспонаты по крохам собрали жители — потомки знаменитых и совсем простых дачников. Посещаемость, говорят, бешеная. Но только в сухую погоду. Когда дождь — экспонаты заливает, а энтузиастам никак не удается собрать миллион рублей на замену кровли.
— До революции в поселке было восемь театров, и все они существовали на средства нескольких зажиточных дачников, — говорит Бурлаков. — Сегодня в Сиверском обитают сотни состоятельных петербуржцев, ни один не выделил и рубля на поддержание музея.
Время на дворе другое, нравы уже не те. Куда нам до дачников Серебряного века…
Источник: http://portal-kultura.ru
